|
Сегодня
|
|
|
|
Разделы сайта
|
|
|
О городе
|
|
|
|
Справочники г.Гуково
|
|
|
О нас
|
|
 |
|
|
Новости сайта
|
|
НАША ИСТОРИЯ08.04.2011Ещё 2 рассказа Алексея Фёдоровича Ренжиглова.
ОНА
Валентине Папишиной
|  Что за наваждение – она же убита. А мне все чаще и чаще видится среди нас, ныне живущих, ее прекрасное тонкое лицо в золотистом сиянии коротко, по-детски, остриженных волос.
Помню, как она появилась в боевых порядках нашей роты с санитарной сумкой не по размеру ее девчоночьих плеч в первый день битвы за Берлин.
Пробираясь шаг за шагом за ротным по ходу сообщения, до половины осыпавшемуся от яростной артиллерийской контратаки противника, она у каждого окопа, ячейки останавливалась, вскидывала резким движением руки каску, сползающую на очерненные пороховой гарью глаза, и пристально вглядывалась в каждого – как будто угадывала и запоминала нас в лицо.
Поравнявшись с нашей пулеметной ячейкой, ротный указал в мою сторону. Загребая комья земли тупыми носами кирзачей, она с каким-то радостным смятением кинулась ко мне. Певуче-звонко воскликнула:
- Знала, встречу земляка! Дом и маму видела сегодня во сне. От самой Вислы воюю – и ни одного нашенского.
Лицо и глаза ее светились ласковой радостью. Подала руку, маленькую ладошку, перепачканную красной глиной. Крепко обняла и заспешила за командиром, часто оглядываясь.
Поздно вечером она отыскала меня на фольварке, где рота расположилась на ночлег. Мы ушли в дальний угол сиреневой рощи, благоухающей в цвету. Вспоминали наш город, откуда призывались на войну, школу, друзей.
Вдруг она как-бы заслоняясь от брызг оранжевой ракеты, треснувшей над нами в полночном небе, прижалась ко мне, обхватила шею руками. Сминая мою застенчивость начала целовать мое лицо. Влага ее зубов, сокровенное тепло ее тела, податливость губ, вспухших от долгих поцелуев, взорвались во мне, совсем еще молоденьком пареньке, неведомой еще до этого мгновения одурманивающей жаждой жить, вдыхать запахи сирени и молодой травы, какой-то неизмеримой радостью видеть ее и все вокруг.
Изнемогая от неутоленности поцелуев и нежности, отрешенные от войны и смерти, мы были на последней грани близости, но не переступили эту грань. Что-то сдерживало, может, неосознанное, но глубокое уважение юношеского целомудрия, присущей ему чистоты, в которой для нас было заложено одно из важных нравственных измерений определенного периода нашей жизни.
К рассвету послышались команды к построению. От людской суеты и звона оружия умолкли неуемные песни соловьев.
Мы расстались.
Через два дня она погибла на Зееловских высотах.
Черная печаль
|  Переступаю порог городского кладбища – иду поклониться праху Марии Александровны: моей Любви, Жены, Друга.
Не отступает, ширится черная печаль, душная боль морит сердце. Ничем не унять...
Не верится, что она никогда не услышит, не окликнет меня, детей, внуков, друзей. Светло не улыбнется, не прильнет в объятия, не возрадуется солнцу, не омоется майской зарей, не внесет в дом ветку цветущей сирени, не удивится высокому небу, безбрежным дорогам серебристых облаков, полету шмеля.
Шаг, другой, третий...
С пригорка кладбище до краев ощетинилось частоколом надгробий, хранящих покой и нетленную людскую память об усопших.
Надгробия тяжело наползают в мой разум, цепко напоминают о скоротечности нашего бытия, строго осуждают меня и рядом живущих за неумелые, безоглядные наши пороки: тщеславие, жестокость, обман, воровство, войны, измены.
От мирского непротивления и людской бесхребетности пороки плодятся, пускают в ход свою сатанинскую силу и злобу на инакомыслящих и неугодных. Пример тому – недавний разор могил на главной алее погоста. И в земле покой неведом людям...
Нежданно в чаще кладбищенских кустов песней взрывается соловей – горькие думы сразу исчезают. Птица-певунья щелкает, заходится длинным переливом, коротким свистом, за ним раскатом...
Мои шаркающие шаги не пугали, не отторгали от меня птицу – соловей рядом, в высоте.
Песня его становилась напевнее, звонче, обряжалась в ярче позолоченные звуки, озаряясь святостью моей печали, непреходящего горя об ушедшей в мир иной Марии Александровне.
Соловей тучным шелестом крыльев прощается, взмывает ввысь. С небес накатывается исстари прощальное: «Да покоится Она в мире и да будет вовеки благословенно ее бесценное имя».
На могилу ложатся ласкающие лучи высокого майского неба – оранжево-бирюзового.
***
|  Иду осенней дорогой. Все чаще поскальзываюсь, не загадываю в тепло.
Отсюда – вплетаются щемливые думы... Нет! Мне нечего сказать тебе с обидою, осень. Еще не отгорело желание видеть глаза любимой, порадоваться тому, что вызреет на засеянной мною ниве.
И все-таки осень – трудноотпускаемая сердцем пора...
А годы, как осенний листопад: багряные, золотистые, летящие в небытие – у конца...
Использованные иллюстрации:
• Н. Бут. Медсестра Наташа.
|
|
|
|
Новые сообщения на форуме тут!
|
|
|
